Жизнь – сапожок непарный. Книга вторая. На фоне звёзд и страха

Когда-то в фильме Эдуардо де Филиппо «Неаполь – город миллионеров» меня потряс такой эпизод. С фронта Второй мировой возвращается домой итальянец, отец семейства. Жаждет одного: рассказать жене, родственникам, как существовал под бомбёжками и пулями, чего натерпелся, когда армия отступала. Но его никто не слушает. Никому это не интересно. Семья, соседи сами хватили лиха: жили впроголодь, спекулировали, выкручивались как могли. Страдания войны были никому не в новинку. И вот вояку озарило: купить уличным мальчишкам по палочке эскимо! Они будут уплетать мороженое, а он – рассказывать. Увы: едва он успевал подступиться к фабуле, как покончившая с лакомством детвора разбегалась. Примерно так я представляла себе презентацию и судьбу книги.

Увидев, как заполняется карельская гостиная Дома актёра, как в зал входят театральные педагоги, у которых я занималась, известные театроведы, сокурсники, знакомые, я испытывала только испуг. Мне предстояло находиться на сцене без роли, один на один с аудиторией и с пережитым.

Я намерена была говорить о времени, а рассказала про первую ночь в тюрьме: про карцер, в который меня отвели, про то, как я пыталась в его кромешной тьме нащупать какой-нибудь уступ, чтобы сесть, но были только стены и каменный пол. Я до ужаса боялась нашествия крыс. От холода решила натянуть на голову шляпу, которую держала в руках, и обнаружила два ломтика хлеба, подложенные следователем…

В зале стояла озадачивающая тишина. Потом последовало несколько коротких и скупых вопросов; нестерпимо горячие слова друзей. И поразившее меня выступление мужа в незнакомом обличье стороннего наблюдателя: «Она может работать по четырнадцать-шестнадцать часов в сутки… Книгу писала по ночам… Мои дети и внуки звонят не мне, а ей. Узнают, как я себя чувствую, и тут же просят: „Дед, дай трубку тёте Тамаре“…»

Прошли встречи в музее Анны Ахматовой, в польском консульстве. Инициативная и щедрая Лариса Погосьян провела презентацию в библиотечно-культурном комплексе Кировского района. Меня приглашали то в одну организацию, то в другую. Залы оказывались переполненными. На сцену выходили дети и внуки погибших в лагерях людей, рассказывали схожие истории. Даже я не представляла, сколько в Петербурге семей, пострадавших от репрессий.

День прилёта Анны Владимировны и Григория Евсеевича Тамарченко из США в Петербург совпал со встречей с читателями в музее А. С. Пушкина. Вопрос: «Каким образом была издана книга?» – на таких встречах возникал неизменно. Я обычно рассказывала об Эндрю так, как это описано выше. Точно так же изложила эту историю и на сей раз. И вдруг услышала с места голос Анны Владимировны:

– Ты не всё рассказала.

– Я что-то упустила? – заволновалась я. – Что?

– Из твоего рассказа следует, что Эндрю заработал деньги как актёр театра и кино или просто организовал сбор средств.

– Да! А разве было иначе?

– Существенно иначе, – поднялась с места Анна Владимировна. – Чтобы добыть деньги на издание этой книги, Эндрю полгода проработал у себя в Австралии мойщиком посуды в ресторане.

Как жаль, что Эндрю Шарп не слышал бурных и долгих аплодисментов зала!

На фотографии, присланной им из Австралии, он сидит за столом вдвоём с матерью; перед ними лежит не прочитанная ими книга, изданная на незнакомом языке, о непонятной для них жизни. Оба потерянно и по-доброму улыбаются.