История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1

Акакій Акакіевичъ Башмачкинъ — маленькій чиновникъ, обиженный судьбою и людьми, не надленный никакими способностями, кром умнія красиво переписывать бумаги, представленъ человкомъ, который не только добросовстно, но даже съ любовью занимается своимъ дломъ. Это дло, переписыванье бумагъ, — весь смыслъ и единственная радость его одинокой, полуголодной жизни, — ни о чемъ другомъ онъ не мечтаетъ, ни къ чему не стремится и ни на что другое онъ не способенъ. Когда ему, въ вид повышенія, дали самостоятельную работу, онъ оказался не въ состояніи ея исполнить и просилъ оставить его при переписк. Это сознаніе своего духовнаго безсилія подкупаетъ зрителя, располагаетъ его сразу въ пользу скромнаго Башмачкина.

Но Гоголь въ своей повсти требуетъ уваженія къ этому человку, которому, говоря словами евангельской притчи, былъ данъ "одинъ талантъ", и этотъ «талантъ» не былъ имъ зарытъ въ землю. Башмачкинъ, по мннію Гоголя, стоитъ выше даровитыхъ чиновниковъ, занимающихъ видныя мста, но небрежно отправляющихъ свои обязанности.

Но не только уваженія къ Башмачкину, какъ къ скромному и честному работнику, требуетъ Гоголь въ своей повсти, — онъ требуетъ любви къ нему, какъ къ "человку". Въ этомъ высокая моральная идея произведенія.

Отношеніе Гоголя къ герою повсти.

He надясь на то, что современные читатели въ состояніи будутъ сами разобраться въ этомъ произведеніи и понять «идею» его, Гоголь самъ раскрываетъ ее, изображая состояніе души одного чуткаго юноши, который понялъ благодаря встрч съ Башмачкинымъ великое чувство христіанской любви къ ближнимъ. Эгоистическая и легкомысленная молодежь, въ чиновничьихъ вицъ-мундирахъ, любила потшаться надъ смшнымъ и безотвтнымъ старикомъ, — онъ покорно все переносилъ, лишь изрдка жалкшхъ голосомъ повторяя: "Оставьте меня! Зачмъ вы меня обижаете?" И Гоголь продолжаетъ:

"И что-то страниое заключалось въ словахъ и голос, съ какимъ они были произнесены. Въ немъ слышалось что-то такое, прекловяющее на жалость, что одинъ молодой человкъ, который, по примру другихъ, позволилъ-было себ посмяться надъ нимъ, вдругъ остановился, какъ будто пронзенвый, и съ тхъ поръ, какъ будто, все перемнилось передъ нимъ и показалось въ другомъ вид. Какая-то неестественная сила оттолкнула его отъ товарищей, съ которыми онъ познакомился, принявъ ихъ за приличныхъ, свтскихъ людей. И долго потомъ, среди самыхъ веселыхъ минутъ, представлялся ему низенькій чиновникъ, съ лысиною на лбу, съ своими проникающими словами: "Оставьте меая! Зачмъ вы меня обижаете?" И въ этихъ проникающихъ словахъ звенли другія слова: "Я — братъ твой!" И закрывалъ себя рукою бдный молодой человкъ и много разъ содрогался онъ потомъ на вку своемъ, видя, какъ много въ человк безчеловчья, какъ много скрыто свирпой грубости въ утонченной, образованной свтскости — и, Боже! даже въ томъ человк, котораго свтъ признаетъ благороднымъ и честнымъ!"

Башмачкинъ жилъ незамтнымь и умеръ такимъ же невдомымъ, забытымъ… Его жизнь не обильна впечатлніями, вотъ почему самыми крупными событіями въ ней было ужаснувшее его сознаніе, что надо купить новую шинель, радостныя мечты объ этой шинели, восторгъ его, когда шигель была y гего на плечахъ, и, наконецъ, мученья его, когда эта шинель была y него украдена и когда найти ее оказалось невозможнымъ… Вс эти разнообразныя чувства, связанныя съ шинелью, ураганомъ ворвались въ его существованіе и смяли его въ короткое время. Башмачкинъ умеръ отъ такой же ничтожной причины, какъ старосвтскіе помщики, и произошло это по той же причин: слишкомъ безсодержательна была его жизнь, и оттого до гигантскихъ размровъ выростала въ этой пустой жизни всякая случайность. Что для другого человка, живущаго полной жизнью было бы непріятнымъ, но побочнымъ обстоятельствомъ, то для Башмачкина сдлалось единственнымъ содержаніемъ жизни.

Художественная цнность повсти.

Въ художественномъ отношеніи, произведеніе это стоитъ очень высоко. Авторъ задалъ себ трудную задачу, — окружить сочувствіемъ читателя ничтожный и смшной образъ Башмачкина, не впадая въ карикатурность и слащавую сентиментальность. Какъ тонко и трогательно изобразилъ Гоголь маленькую, «муравьиную» душу своего героя, видно, хотя бы, изъ разсказа о тхъ мысляхъ и пувствахъ, которыя овладли имъ, когда онъ примирился, наконецъ, съ мыслью о необходимости купить новую шинель. У него ге хватало сорока рублей-