Онъ отличается необыкновенной силой воли. "Назначеніе ваше — быть великимъ человкомъ", — говоритъ ему Муразовъ, упрекая его за то, что великая сила его души, его энергія, была всегда направлена къ нечистой цли. Объ его энергіи не разъ говоритъ и Гоголь, хотя бы, разсказывая его многотрудную «одиссею», когда сызнова приходилось устраивать свою жизнь. Кром силы воли, Чичиковъ надленъ большимъ умомъ, не только практическимъ, — сметкой, изобртательностью, лукавствомъ и изворотливостью, но и тмъ созерцательнымъ, «философскимъ» умомъ, который ставитъ его выше всхъ другихъ героевъ поэмы. Недаромъ Гоголь въ его голову вкладываетъ глубокія размышленія о судьб русскаго человка (чтеніе списка купленныхъ мужиковъ). Кром того, Чичиковъ здраво разсуждаетъ о пошлости жизни прокурора, о томъ воспитаніи, которое въ Россіи портитъ двушку. Недаромъ онъ понимаетъ не только слабости человческія, но и достоинства людскія, недаромъ, сталкиваясь съ честными людьми (генералъ-губернаторъ, Муразовъ), онъ оказывается способнымъ, именно въ моментъ своего униженія, нравственно подыматься. Не плутомъ изворотливымъ и лукавымъ рисуется онъ въ ихъ обществ, a павшимъ человкомъ, который понимаетъ глубину и позоръ своего паденія. "За умъ онъ не уважалъ еще ни одного человка", говоритъ Гоголь, пока судьба не свела его съ Костанжогло, Муразовымъ и др. He уважалъ потому, что самъ былъ неизмримо умне всхъ.
Въ своемъ практическомъ геро-плут Гоголь отмтилъ еще одну характерную черту — наклонность къ поэзіи, къ мечтательности. Его минутвое увлеченіе барышней, встрченной въ пути, чистое увлеченіе губернаторской дочкой, его настроеніе въ дом Платоновыхъ, наслажденіе вечеромъ въ имніи Птуха, весной — въ деревн Тентетникова, самыя мечты его о тихомъ благообразномъ семейномъ счасть полны дйствительной поэзіи…
Образъ Чичикова сразу пошлетъ, когда онъ попадаетъ въ общество пошляковъ. Это происходитъ потому, что онъ всегда подлаживается подъ тхъ людей, съ которыни иметъ дло: онъ даже говорятъ[166]
и ведетъ себя иначе въ обществ Манилова, Собакевича и Коробочки. Съ первымъ онъ сентиментальничаетъ, мечтаетъ, втирается въ его чувствительное сердце; со вторымъ онъ дловитъ, и на недовріе хозяина отвчаетъ такимъ же недовріемъ (сцена съ деньгами и распиской); на безобидную глупую Коробочку онъ кричитъ, сулитъ ей «чорта». Когда Чичиковъ оказывается въ "обществ", онъ поддлывается подъ «тонъ» этого общества, усваиваетъ т манеры, которыя здсь считаются «приличными», — и потому для толпы онъ всегда будетъ «приличнымъ», "благонамреннымъ", "пріятнымъ"… Онъ не станетъ, какъ Чацкій, идти противъ цлой Москвы, — политика Молчалина ему удобне и легче.Чичиковъ понимаетъ людей и уметъ производить впечатлніе выгодное, — даже умнаго Костанжогло онъ очаровываеть, недоврчиваго брата Платонова располагаетъ въ свою пользу. Кром того онъ остороженъ, — даже въ подвыпитіи онъ уметъ удержать свой языкъ отъ излишней болтливости: осторожности, очевидно, научила его жизнь. Впрочемъ, иногда и онъ ошибается: такъ ошибся онъ въ Ноздрев, ошибся и съ Коробочкой. Но эта ошиабка объясняется тмъ, что и y Ноздрева, и y Kopoбочки такіе своеобразные характеры, которыхъ сразу даже Чичиковъ не постигъ.
Чичиковъ очень высокаго мнвія о себ: онъ уважаетъ себя за свою энергію, за свой умъ, за свое умніе жить. Онъ любитъ себя за свои "чистыя мечты", которымъ ревностно служитъ; онъ любитъ себя за свое благообразіе, за свой нарядный костюмъ, за свои благородныя манеры, — словомъ, за то, что, выйдя изъ грязной норы, изъ грязнаго общества отца, — онъ сумлъ сдлаться, по его мннію, "порядочнымъ человкомъ".
Страсть къ "пріобртенію" наложила на него нкоторую печать «мелочности» — онъ собираетъ въ свою шкатулку даже старыя афиши, — черта, достойная Плюшкина. Устройство его шкатулки, съ ящичками и секретными отдленіями, напоминаетъ комодъ Коробочки, съ его мшечкаии для гривенниковъ, двугривенныхъ. Въ школ Чичиковъ копилъ деньги по методу Коробочки. Мелочность Чичвкова выражается и въ его любопытств: онъ всегда выспрашиваетъ половыхъ, слугъ, собираетъ всевозможныя свднія "на всякій случай", — такъ, какъ Плюшкинъ собиралъ разные предметы въ своемъ кабинет.
Отмчаетъ Гоголь, правда, не безъ ироніи, вскользь, еще одну черту — его «сострадательность», — онъ всегда подавалъ нищимъ гроши. Но сострадательность эта «грошовая», — она далека до способности самопожертвованія, отреченія отъ какихъ-нибудь благъ въ пользу ближняго. У Чичикова вообще нтъ любви къ ближнему. Онъ не возвысился дальше идеаловъ любви семейной, по существу своему, всетаки эгоистическихъ.