История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1

Но сентиментализмъ y насъ захватилъ нсколько поколній, и потому Маниловъ — живой человкъ, отмченный не однимъ Гоголемъ. Гоголь только отмтилъ карикатурную сторону этой созерцательной натуры, — онъ указалъ на безплодность жизни сентиментальнаго человка, живущаго исключительно въ мір своихъ тонкихъ настроеній. И вотъ, тотъ образъ, который для людей конца XVIII вка считался идеальнымъ, подъ перомъ Гоголя предсталъ «пошлякомъ», коптителемъ неба, живущимъ безъ пользы родин и людямъ, не понимающимъ смысла жизни… Маниловъ — карикатура на "прекраснодушнаго человка" (die sch"one Seele), это изнанка Ленскаго… Недаромъ самъ Пушкинъ, рисуя поэтическій образъ юноши, боялся, что если бы онъ остался въ живыхъ, подольше пожилъ впечатлніями русской дйствительности, то подъ старость, отяжелвъ отъ сытной, бездльной жизни въ деревн, закутанный въ халатъ, онъ легко обратился бы въ «пошляка». И Гоголь нашелъ, во что онъ могъ бы обратиться — въ Манилова.

Цли жизни y Манилова нтъ, — нтъ никакой страсти — оттого нтъ въ немъ задора, нтъ жизви… Хозяйствомъ онъ не занимался, мягкій и гуманвый въ обращеніи съ крестьянами, онъ ихъ подчинилъ полному произволу приказчика-плута, и имъ отъ этого было нелегко.

Чичиковъ легко понялъ Манилова и ловко разыгралъ съ нимъ роль такого же «прекраснодушнаго» мечтателя; онъ засыпалъ Манилова витіеватыми словами, очаровалъ нжностью своего сердца, разжалобилъ жалкими фразами о своей бдственной судьб и, наконецъ, погрузилъ его въ міръ мечты, "паренія", "духовныхъ наслажденій"… "Магнетизмъ души", грезы о вчной дружб, мечты о блаженств вдвоемъ философствовать въ тни вяза, — вотъ, мысли, чувства и настроенія, которыя въ Манилов сумлъ ловко расшевелить Чичиковъ…

Ноздревъ.

Полную противоположность Манилову представляетъ Ноздревъ. На сколько Маниловъ — натура въ себя углубленная, живущая въ своемъ собственномъ мір, настолько Ноздревъ — натура общественная, человкъ, не имющій никакого собственнаго міра. Это — общественный паразитъ, который не можетъ существовать безъ людей. Хозяинъ онъ никуда не годный, семьянинъ — тоже: онъ — картежникъ-шуллеръ, барышникъ, собутыльникъ, словомъ, онъ живетъ только въ "обществ", — чмъ больше народу, тмъ онъ чувствуетъ себя лучше, тмъ откровенне раскрываетъ онъ себя. Это — лгунъ и хвастунъ по профессіи, крайняя степень Хлестакова, который вретъ только тогда, когда разыграется его фантазія. Въ противоположность ему, Ноздревъ вретъ всегда, — и пьяный, и трезвый, когда это ему нужно и когда не надо, — вретъ, не разбирая, врятъ ему, или нтъ. Это — человкъ "изолгавшійся". Легкость въ мысляхъ y него необыкновенная, такая же, какъ y Хлестакова, — оттого мысль y него скачетъ непослдовательно, одна фраза часто логически не связывается съ другой (ср. разсказъ его объ ярмарочныхъ развлеченіяхъ). Жизнерадостный, суетливый, онъ всегда доволенъ жизнью. Самолюбія y него нтъ, оскорбленій онъ не боится, и поэтому, взбалмошный и задорный, онъ легко наноситъ оскорбленія другимъ, не разбирая людей, не задумываясь о будущемъ; съ людьми онъ совершенно не считается, ни подъ кого не подлаживается и во всхъ видитъ только себя — то есть безшабашнаго гуляку, добродушнаго, беззаботнаго плута, для котораго суета и плутовство не есть средство удовлетворить корыстолюбіе, a просто возможность наполнить чмъ-нибудь свою безпокойную жнзнь, — средство занять чмъ-нибудь праздныя силы своей пошлой, но сильной натуры. Эта жажда жизни, дятельности, неразумно направленная, и создаетъ изъ него безпокойнаго человка, "историческаго человка", скандалиста, который готовъ «нагадить» всякому, не по злоб, a вслдствіе "неугомонной юркости и бойкости характера". Это — натура стихійная, — онъ не воленъ въ своихъ поступкахъ, въ своихъ словахъ. Его моральное безволіе удивительно сочетается y него съ наличностью энергіи (онъ можетъ на недлю запереться въ дом для подбиранія картъ), съ ршительностью и настойчивостью. Въ лиц его Гоголь вывелъ сильнаго, но пошлаго человка, въ жизни котораго нтъ никакой цли и смысла: онъ предпріимчивъ, какъ Чичиковъ, но его предпріимчивость безцльна, безсмысленна, a потому и все существовавіе его — безнадежная глупость. Его Гоголь не выбралъ бы въ герои возрожденія.

с) Третій періодъ «идеи» второй части "Мертвыхъ Душъ".