История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1

Въ 1847 году основанъ былъ новый журналъ «Современникъ». Лучшіе писатели того времени были сотрудниками новаго органа: Герценъ, Гончаровъ, Тургеневъ, Григоровичъ, Дружининъ, Достоевскій, Некрасовъ въ эти начальные годы журнала помщали въ немъ свои повсти и романы.[189] Привлечены были и такіе ученые, какъ Соловьевъ, Кавелинъ. Блинскій въ новомъ журнал велъ отдлъ критики.

Блинскій заграницей.

Въ 1847 году ему, для поправленія легкихъ, пришлось хать заграницу. Но изъ леченія зальцбруннскими водамн никакого серьезнаго толка не вышло: между тмъ, работать было нужно, чтобы не жить на счетъ друзей, чтобы не умереть съ голоду… И вотъ, почти умирающій, взбудораженный, съ разбитой грудью и издерганными нервами, Блинскій продолжаетъ горть "огнемъ неугасимымъ", — пишетъ свои пламенныя статьи, всмъ интересуется, попрежнему восхищается и возмущается, какъ юноша… Заграницей, подъ сердитую руку, написалъ онъ свое письмо Гоголю. Фанатизмомъ партійности внушено ему это письмо. Вдь, въ сущности, Гоголь говорилъ въ своихъ "Выбранныхъ мстахъ" многое такое, во что еще недавно самъ Блинскій врилъ, и о своей вр заявлялъ даже въ печати (ср. стр. 239 съ 230 и др.), — и всетаки Блинскій, почти умирающій, не простилъ умирающаго Гоголя и жестоко «распялъ» его!

Болзнь и смерть.

Въ 1848 году болзнь его быстро приняла опасный характеръ, но онъ все работалъ съ тою же энергіей; наконецъ, работать стало не подъ силу… Онъ зналъ, что идетъ смерть, но ясность интересовъ оставалась та же. Неутомимый труженикъ умеръ бднякомъ, потому что никогда не былъ "пріобртателемъ", a только честнымъ слугой своей родины.

Личность Блинскаго.

Блинскій принадлежалъ къ той же семь "алчущихъ правды", какъ и Гоголь, но онъ былъ счастливе великаго юмориста, — больше ясности и широты было въ его ум, отличался онъ большею врою въ истину — и энергіею въ ея достиженіи. Къ служенію истин не примшивалъ онъ личныхъ заботъ о себ, о своей душ,- онъ весь отдался русскому обществу, только ему служилъ.

Литературная дятельность Блинскаго.

Литературная дятельность Блинскаго

ясно распадается на три періода: первый періодъ захватываетъ время отъ начала его серьезной критической работы до увлеченія Гегелемъ (съ начала 30-ыхъ годовъ до ихъ конца). Это періодъ, когда онъ находился подъ вліяніемъ Надеждина, "скептической школы", и отчасти Шеллинга. Второй періодъ, съ копца 80-хъ годовъ, захватываетъ первые годы сороковыхъ. Въ этотъ періодъ времени Блинскій находится подъ вліяніемъ Гегеля. И, наконецъ, сороковые годы, до смерти, представляютъ третій періодъ, когда великій критикъ увлекся идеями общественными и политическими.

Первый періодъ литературной дятельности Блинскаго.

а) Первый періодъ дятельности Блинскаго совпалъ съ участіемъ его въ журналахъ Надеждина. Надеждинъ былъ самъ знаменитый, въ свое время, критикъ, популярный профессоръ, поклонникъ и пропагандистъ "шеллингіанства" и, наконецъ, другъ Блинскаго.

Надеждинъ и скептическая школа въ московскомъ университетp3;.

Надеждинъ былъ ученикомъ извстнаго профессора Московскаго университета Каченовскаго, основателя y насъ "скептической школы" въ наук русской исторіи. Этотъ «скептицизмъ», какъ научный пріемъ, имлъ въ свое время большое значеніе, такъ какъ помогъ русской исторической наук отдлаться отъ многихъ фантастическихъ построеній, проврить подлинность источниковъ. За свой скептицизмъ Каченовскій былъ нелюбимъ современниками, — его ругали т, кому дорогъ былъ авторитетъ Карамзина, кто врилъ всякимъ историческимъ утопіямъ,[190] — но послдующія поколнія отдали ему за это должное.

Скептицизмъ въ литератур.

Литературными выразителями этого скептицизма были Надеждинъ и сотрудникъ «Телескопа» — Чаадаевъ.[191] У Надеждина, какъ литературнаго критика, высказывается такое же отрицательное отношеніе къ русской исторической жизни, какъ y Чаадаева, и, въ то же время, основнымъ эстетическимъ требованіемъ его было требованіе «народности» въ художественномъ творчеств. Получалось противорчіе, изъ котораго никогда не вышелъ Надеждинъ: онъ отрицалъ существованіе y насъ литературы, отрицалъ смыслъ въ русской исторической жизни, — и требовалъ какой-то «народности» отъ литераторовъ, требовалъ отказаться отъ европеизма и искать своего.