Читаем История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1 полностью

Слушая вольныя псни поэта, «чернь» судила о томъ, какая будетъ «польза» ей отъ тхъ волненій, которыя пробуждались въ ея сердд отъ слушанія этой псни. На эту точку зрвія становятся вс утилитаристы, которые отъ знанія, отъ искусства, отъ всхъ человческихъ трудовъ, отъ генія и чернорабочаго — требуютъ только пользы, ненедленно обнаруживающейся въ осязательныхъ результатахъ. Эстетическое отношеніе къ жизни чуждо такой узкой точки зрнія: "печной горшокъ", въ которомъ варятся щи, оказывается "полезне", a потому и нужне статуи Аполлона Бельведерскаго. Это — точка зрнія крыловскаго птуха, который ячменное зерно предпочитаетъ жемчужному. Отъ поэзіи утилитаристы требуютъ только "служенія обществу: поэтъ могъ быть только «учителемъ», или «обличителемъ» своихъ современниковъ. Но пушкинскій поэтъ безотрадно смотритъ на такое "служеніе" обществу — онъ убжденъ, что такого общества не оживитъ гласъ его лиры; не мирному поэту учить и обличать то общество, которое себя учитъ «бичами», "темницами и топорами"… Да, къ тому же, у поэта есть другое, боле высокое призваніе: — онъ говоритъ:

Во градахъ вашихъ, съ улицъ шумныхъ,Сметаютъ соръ — полезный трудъ;Но, позабывъ свое служенье,Алтарь и жертвоприношенье,
Жрецы-ль y васъ метлу берутъ?…Не для житейскаго волненья,Не для корысти, не для битвъ —Мы рождены для вдохновенья,Для звуковъ сладкихъ молитвъ.

"Поэту".

Въ третьемъ стмотвореніи Пушкинъ утшаетъ поэта, оскорбленнаго непостоянствомъ и легкомысліемъ толпы:


"Восторженныхъ похвалъ пройдетъ минутный шумъ,

Услышишь судъ глупца и смхъ толпы холодной.


По мннію Пушкина, поэтъ, тмъ не мене, долженъ остаться "твердъ, спокоенъ и угрюмъ"; по его словамъ, поэтъ — царь; онъ долженъ "дорогою свободной" идти туда, куда влечетъ его "свободный умъ"; не толп судить его, a потому и судъ ея не долженъ его тревожить.

Самостоятельность Пушкина въ этихъ стихотвореніяхъ.

Вс три произведенія, дйствительно, соприкасаются со взглядами Шеллинга на значеніе поэта, — но большой ошибкой было бы считать эти три произведенія навянными знакомствомъ Пушкина съ нмецкой философіей — 1) противопоставленіе «поэта» и «толпы» встрчается даже въ лицейскихъ стихотвореніяхъ Пушкина, повторяется и въ позднйшихъ;[64] 2) вс три произведенія имютъ автобіографическое значеніе, — они вызваны столкновеніемъ Пушкина съ русской критикой, гр. Бенкендорфомъ, дерзавшимъ подавать совты Пушкину, какъ надо исправлять его произведенія, — наконецъ, съ русской публикой, охладвшей къ поэту; 3) въ литератур до ознакомленія съ идеями Шеллинга Пушкинъ встрчалъ уже представленіе поэта, какъ существа, высоко стоящаго надъ толпой. Такъ, подражая Гете (прологъ къ Фаусту), онъ еще въ 1824-омъ году написалъ: "Разговоръ книгопродавца съ поэтомъ", — произведеніе, въ которомъ намчены уже вс идеи названныхъ произведеній.[65] Такимъ образомъ, къ тому времени, когда Пушкинъ познакомился со взглядами Шеллинга на поэта, y него самого сложилось уже сходное представленіе.

Но не слдуетъ забывать того, что вс эти три произведенія не только не исчерпывають взглядовъ Пушкина на поэзію, но даже представляютъ недостаточно врно ихъ сущность: они вс созданы подъ вліяніемъ чувства обиды, чувства горечи отъ столкновенія съ толпой, — оттого въ нихъ такъ много тревоги, вызванной оскорбленнымъ самолюбіемъ. Поэтому не въ нихъ только надо искать выраженіе взглядовъ Пушкина на поэзію.

"Эхо".

Гораздо спокойне, a, слдовательно, и правильне высказался онъ въ другихъ произведеніяхъ. Въ стихотвореніи «Эхо» поэзія представлена зеркаломъ, отражающимъ всю жизнь во всхъ ея проявленіяхъ, — грозныхъ и мирныхъ: поэтъ, подобно «эхо», на все откликается въ силу прирожденной ему отзывчивости, — онъ, какъ эхо, не иметъ власти выбирать изъ жизни то, или другое, — онъ долженъ откликаться на все. Такой широкой отзывчивостью, отличалось, какъ разъ, творчество Пушкина. Но безотрадно смотритъ онъ на результаты псни поэта: какъ на эхо, такъ и на эту псню, нтъ отзыва, — только сознаніе полной отчужденности отъ современнаго общества могло вызвать такія строки.

"Памятникъ".

Но есть стихотвореніе y Пушкина, въ которомъ онъ опровергаетъ идеи всхъ вышеразобранныхъ произведеній. Здсь Пушкинъ всего ближе подходитъ къ опредленію истинныхъ цлей поэта и боле правильной самооцнк. Это стихотвореніе — «Памятникъ». Поэтъ отмтилъ въ немъ великое культурное значеніе своей гуманной поэзіи.

И долго буду тмъ любезенъ я народу,Что чувства добрыя я лирой пробуждалъ;Что въ мой жестокій вкъ возславилъ я свободуИ милость къ падшимъ призывалъ!
Перейти на страницу:

Похожие книги

Кто и как развалил СССР. Хроника крупнейшей геополитической катастрофы ХХ века
Кто и как развалил СССР. Хроника крупнейшей геополитической катастрофы ХХ века

В этой книге рассказано о цепочке событий, которые привели к одной из величайших геополитических трагедий XX века – распаду СССР.В ней вы не найдете эффектных эпизодов – погонь, стрельбы, трюков, обворожительных красавиц и мужественных суперагентов. Все происходило, на первый взгляд, обыденно: собрались, обсудили, не договорились. Собрались, проголосовали, нарушили Конституцию. И, так далее… А в результате – катастрофа. Страна разломилась по забытым, казалось бы, границам. Миллионы людей оказались за рубежами, стали изгоями – лицами без гражданства, иностранцами – в своей собственной стране.О чем думали политики, в руках которых в те годы находились судьбы страны? Переживали за будущее? Думали об ответственности перед законами и совестью? Просчитывали возможные экономические и политические последствия своих действий? Да ничего подобного! Распад Советского Союза явился побочным результатом азартной игры, где ставками были власть, собственность, президентские и правительственные посты и привилегии.В любой игре не бывает без проигравших: в данном случае в дураках остался народ, который шел за своими правителями и слепо верил им.Ну а как же «рука Запада»? Козни и интриги врагов России? Были? Были! Чего-чего, а врагов у России хватало всегда. О них тогда писали в газетах, говорили на открытых и закрытых совещаниях в Кремле. Однако власть, имевшая одну из самых мощных армий и спецслужб в мире, становилась удивительно беспомощной и слабой, когда речь заходила о сохранении единства собственной страны.

Владимир Борисович Исаков

Публицистика