Оружие Круппа. История династии пушечных королей

Оставалось заняться судьбой концерна. Густав спрятал под сукно свой военный лозунг — утверждение «чем сильнее враг, тем больше чести» было теперь более чем неуместно — и дважды за три недели после удаления из Эссена лишних рабочих рук заменял его новым девизом. На первый его натолкнуло сопротивление совета директоров, который предложил ликвидировать фирму. Густав и Берта перерыли все бумаги ее деда. Мандат Густава был бесспорен. Его потомкам надлежало управлять Гусштальфабрик во веки веков. А потому первым заклинанием стало: «Империя Круппа будет существовать вечно!» Это был звучный девиз, — как, впрочем, и предыдущий. За ним последовал другой: «Больше войны не будет». Но требовалось, однако, что-то практичное, и 6 декабря 1918 года Густав придумал наиболее подходящий лозунг: с помощью заводских афиш, каталогов и газетных рекламных объявлений Крупп оповестил немцев: «Мы делаем все!» Это было почти правдой. В тот же день он открыл на первом этаже здания Главного управления выставку образчиков мирной продукции своей фирмы. Заводы, подарившие Европе стотонные чудовища, которые разнесли вдребезги форты Льежа и убивали парижан с расстояния 80 миль, теперь готовились выпускать моторные лодки, кассовые аппараты, арифмометры, кинокамеры, пишущие машинки, столовые приборы, разбрызгиватели, а также оптические и медицинские инструменты.

В июне 1919 года Густав сделал гигантский шаг вперед, добившись того, чего так и не удалось добиться Альфреду,— он заключил соглашение с Государственным управлением железных дорог. За четыре года войны подвижной состав немецких железных дорог понес заметный ущерб. В декабре Крупп выпустил первый из двух тысяч локомотивов. Сборка товарных вагонов уже началась. Однако должны были пройти годы, прежде чем их производство окупилось бы. Тем временем старые испытанные работники один за другим покидали Круппа — Раузенбергер удалился на покой, потому что он больше не мог делать пушки, а Гугенберг ушел, чтобы основать Немецкую национальную народную партию,— и на Эссен надвигалась первая волна беспорядков.

Густав, как дипломат, верил в необходимость сохранять внешнюю благопристойность, и чем более дезорганизованной становилась Германия, с тем большим упорством он делал вид, будто все идет нормально. В тот момент это требовало больших усилий. Во-первых, в Версале его официально заклеймили как военного преступника. Согласно ст. 231 Версальского договора, кайзер, баварский кронпринц Рупрехт, адмиралы Тирпиц и Шеер, Густав Крупп фон Болен унд Гальбах, а также генералы Гинденбург и Людендорф, Макензен и Клук входили в число тех, чьи беззаконные действия до основания потрясли Европу [36]

. Крупп не сомневался, что отказ Германии сотрудничать сведет эту статью на нет, и он не ошибся, однако другие неприятные вещи игнорировать было труднее. Востание в Руре [37]

оказалось отнюдь не мелочью — оно стало крупнейшим международным событием, и, пока его не удалось подавить, в кабинете Круппа дежурили вооруженные солдаты. И наконец, самой большой неприятностью было демонтирование его заводов.

29 мая 1924 года Союзная контрольная комиссия поселилась номинально в отеле «Эссенерхоф», а практически — в здании Главного управления фирмы. Возглавлявший ее английский полковник Леверетт называл свою задачу чисто наблюдательной. Разрушение крупповских заводов должны были производить немецкие рабочие, оплачиваемые самим Круппом. Леверетт выразил надежду, что они поторопятся, так как дел предстоит много. До своего отъезда он должен убедиться, что Гусшталь-фабрик стал вдвое меньше — эссенская часть его программы предусматривала уничтожение почти одного миллиона Инструментов и 9300 станков общим весом 6 тысяч тонн, а также разрушение 100 тысяч кубических ярдов построек. Затем Леверетту предстояло отправиться в Киль, где, «как кажется», у Круппа есть верфь. Там имелись «какие-то военные суда». Их следовало «пустить на дно, а строящиеся — уничтожить».