С момента назначения Густава председателем совета директоров фирмы в Эссене начали проводить эксперименты с «Толстой Бертой». Изготовить мортиру, способную прорвать оборону Льежа, было сравнительно легко; вся трудность заключалась в том, чтобы создать такую мортиру, которую можно было бы передвигать. Первый образец пришлось перевозить двумя частями, и каждую из них вез отдельный паровоз. Из-за колоссальной отдачи мортиры из нее нельзя было стрелять, не укрепив ее предварительно в цементе, а это означало, что передвигать ее можно было, только взорвав цемент. Для более оперативного использования артиллерии и ведения добавочного огня армия выбрала орудие меньшего калибра (хотя тоже огромное) — 350-мм мортиру Шкода. Между тем главный инженер Круппа по артиллерийской части Фриц Раузенбергер несколько лет подряд работал над расчленением своей чудовищной «Берты» на две секции, которые могли бы быть поставлены на колесные лафеты. В начале 1914 года Вильгельм наблюдал испытания этой новой, более подвижной модели и ушел сияющий.
К осени 1914 года ожидались дальнейшие усовершенствования, и на первое октября был назначен второй раунд стрелковых испытаний в Меппене. Однако испытания так и не были проведены, потому что летом этого года мир обезумел. Раздавшийся вслед за убийством австрийского эрцгерцога гром орудийной канонады прокатился по всему Европейскому континенту. Предоставив Австро-Венгрии полную свободу действий в отношении Сербии, его величество сообщил Густаву, что «объявит войну сразу же, как только Россия начнет мобилизацию». Крупп поддакивал «всевысочайшему», заверяя его, что артиллерия противника слаба по качеству и ассортименту, тогда как германская артиллерия «никогда не была в лучшем состоянии, чем теперь». В два часа дня 1 августа в Главное управление фирмы «Крупп» пришла официальная депеша из Берлина. Она содержала только две буквы: «Д. К.» —
Густаву казалось бесспорным, что новая война будет во всем аналогична франко-прусской, и сам он как бы следовал по стопам «Альфреда великого». Подобно деду Берты, он имел наилучшие в мире пушки (новая партия из ста восьмидесяти полевых орудий, заказанных Бразилией, была спешно переадресована к бельгийской границе), а Вильгельм II, подобно Вильгельму I, командовал самыми отборными войсками Европы.
Два миллиона резервистов уже прибывали в намеченные для них призывные пункты, получая там винтовки Маузера, каски с серыми полотняными чехлами и новую форму защитного цвета, заменившую в 1910 году прусские синие мундиры. Поезда, мобилизационное расписание которых Густав лично прокорректировал и нашел безупречным, везли солдат на сборные пункты близ границы с минимальными задержками.
Сто социал-демократических депутатов, представлявших теперь самую сильную фракцию рейхстага, единодушно проголосовали в поддержку военных ассигнований. Отвечая на их «ура» в честь «кайзера, народа и страны», его величество радостно воскликнул: «Я не вижу больше партий, остались одни немцы!»
Небосклон Густава в отличие от горизонта Вильгельма не был вполне безоблачным. Трудности Круппа заключались в том, что даже на этой ранней предвоенной стадии, прежде чем прозвучал хотя бы один выстрел, его уже клеймили за границей как военного преступника. Накануне объявления Англией войны Германии Герберт Уэллс писал: «В основе всего этого зла, которое вылилось наконец в мировую катастрофу, лежит круппизм — эта мрачная гигантская торговля орудиями смерти».
В довершение всего один из директоров Круппа по имени Вильгельм Мюлон «спятил с ума». Способный молодой адвокат, Мюлон служил в фирме сначала как личный секретарь Густава, а затем, с 1911 года, как член совета директоров его фирмы. В тот момент, когда его величество объявил мобилизацию, Мюлон исчез из Эссена. К полному изумлению своего хозяина, он очутился в Швейцарии, где объявил о своем уходе из правления фирмы, разоблачил военные приготовления рейха и сообщил прессе, что «еще за шесть месяцев до августа (1914 года.—