— Спор наш ( терпеть ненавижу споры ) прерывает сосед Пищера — Пищер, как и я, живёт в коммуналке,— ударами трости в стену призывающий Пищера снять трубу со своего аппарата.
— Бери, бери,— говорю я ему — и в качестве дополнительного стимула напоминаю:
—
: Сашка ему ещё в КПЗ всю правду по данному факту выложил — зэки хлопали, узнавая знакомые слова и выражения... Чего-чего, а выражаться “не кончавший гимназий” Егоров не хуже отсидевшего Пищера может. А кто не может —
— И Пищер нехотя берёт трубку. И у него тут же вытягивается лицо, потому что Чёрт прямым текстом сообщает ему, что “власти завтра будут взрывать Ильи” — Чёрт выражается именно так — и Пищер должен хоть что-то сделать.
— Но что можно сделать?..
: Пищер растерянно оглядывается на меня. И я понимаю, зачем я не расписался в Журнале о выходе и приехал, не заезжая домой, к Пищеру.
“С вещами”.
Я показываю ему пальцем на себя, затем вниз: под землю. Никто ведь раньше средины декабря меня на поверхности не ждёт... А что? Сидел бы там на самом деле ещё, как миленький — если б с Двуликой Эвой в контактёров поиграть не додумался. На неделю б ещё моих заначек хватило,— а если по стояночным гротам пошарить...
: М-да. И грохнули бы меня завтра, как < нужное слово добавлять по вкусу > вместе с Системой. Хотя — с человеком внутри взрывать... А найти меня
— Чёрт! Можешь передать своему начальству, что у меня
: Любит он эту дату. Как-никак, день рожденья В. С. Высоцкого...
— И вообще: в новом году, как известно, у партии и планы новые. А кто старое помянет...
: Тому и вход — выход.
— Хорошо,— говорит Чёрт и вешает со своей стороны трубку. С нашей стороны она уже пару секунд покоится на рычагах аппарата.
— Ладно,— говорит мне Пищер,— валяй обо всём, что ты там “начудил”, по-новой. Я тебя очень “внематочно шлюхаю”.
: Это было здорово. Он словно проснулся — отвёл взгляд от того мира, в котором так демонстративно пребывал,— и разом исчезло проклятое давление, что сжимало и меня в его комнате... Что же: он носил его “сам в себе”?
: Похоже на то. Значит, “закодировали” нашего Пищера какие-то сволочи... И, в общем, можно было догадаться —
: Пшик гэбэшный. Не более. Правда, есть области, в которых с ними тягаться сложно — и прежде, чем говорить, я несколько напрягаюсь, пытаясь представить себе разнообразные “жучки”, которых упомянутая контора не могла не подселить в комнату Пищера. Однако сколь ни напрягаюсь — в живых не вижу ни одного: только трупики.
— Ага,— поясняет Пищер,— я их выжег.
— Как?..
— Есть способ,— он машет рукой, словно речь идёт о чём-то самом обычном — но дальше его разъяснения не идут: Пищер есть Пищер. Однако лучше, когда он такой — чем когда его вообще нет. Несмотря на присутствующее с виду тело.
И вообще: приятно, когда в помещении можно говорить о чём угодно... В совке это довольно большая редкость — почти такая же, как человек, с которым можно беседовать в упомянутом помещении. Но с Пищером — как бы его ни ‘мочили’ “чёрные”, и как бы он ни прокалывался по жизни с разными сапёрами — пока можно. И мы с удовольствием беседуем: и о том нашем Пребывании, и о том, что сделал я, и о том, как быть с Ильями дальше. И разрабатываем некий план, который начинаем претворять в жизнь:
: Ход насчёт того, что в Ильях пребывает группа, безусловно срабатывает — уже через восемь-с-половиной минут после общения Пищера с Чёртом раздаётся ‘ещё один звонок’. Но к этому звонку у нас уже всё обсуждено и готово — включая соединение пищеровского катушечника с телефонным аппаратом — и Пищер без промедления берёт трубку:
: надо же узнать, как работает кнопка “зап” на его магнитофоне. Пока звонит всякая челядь типа чёртового начальства,— кстати, я не ошибаюсь, и это именно