Последняя капля сталактита (Триптих "Время драконов" часть 3)

— Но ближе ко входу зимой, от дыхания ледяной студящей поверхности вырастают из стен, пола, сводов и обломков плит невероятно-прекрасные гигантские ледяные иглы, и паутиной затягивают вход растущие друг из друга и прямо из воздуха кружева чудесных снежинок — столь невесомых и призрачно-тонких, что от дыхания твоего просто бесследно растворяются в воздухе над торчащими из сухого каменного пола пеньками ледяных сталагмитов — “сосулек наоборот” — никогда наверху так; наверху — иначе...

: НАВЕРХУ — Лес, в который нельзя не влюбиться, и Река, которую невозможно не полюбить.

: НАВЕРХУ — поля и облака, восходы и закаты,— солнце в рассветный туман лилово-жёлто-зелёно —

— рисуя фиолетовой полутенью контуры наших душ-оболочек в зыбком мареве форм дрожащих предметов,— иссинее пламя костра, озноб и тепло его в утро,— шёпот ночного ветра и далёкие переклички птиц, отзвуки вечной жизни — и звёздная карта Мира над головой; обрыв над берегом воды и шорох осеннего дождя по опавшей листве в октябре,— переходящий в похрустывание её под твоими ногами в первые ночные заморозки...

— белая морозная оторочка брёвен кострового ‘пентагона’, иней на оставленной посуде — и малиновый отсвет пары недогоревших угольков посреди чёрного кострового пятна, из которых — раздувается — сказкой, греющим теплом и чудом касания пучка сухих травинок — цветок нового дневного костра...

... И НЕОБЫЧАЙНО КРАСИВЫЙ ГОРОД — такой, какой он есть на самом деле: простой и пыльный, усталый и наивно-торжественный, с красными флагами “ретро” на свежеокрашенной церкве, испитыми и мрачными лицами, хитрым попом и согбенными прихожанками, старыми требами и новыми расценками на ремонт крыши, случайно уцелевшими фрагментами уникальных росписей в полуразрушенных храмах и двориках, мощёных “белым кирпичом”,— простой и ветхой мэрией с добрыми людьми, работающими в ней — в контрасте с бессмысленно-помпезным бывшим городским партийным гнездовьем ( серый бетонный параллелепипед, инородным телом хряпнутый посреди почти живых домишек и домиков, и церквей, и палисадов ),– против которого на крутой изгибающейся улочке, что сбегает по склону к Реке, образцово-показательный детский сад-ясельки имени Павлика Морозова со статуей оного в детской песочнице с барабаном, горном и, как водится, знаменем и галстуком: знамя и галстук окрашены в невероЯДно-красный цвет, остальное мёртво-алюминивое,—

... книжный отдел на втором этаже универсама, закрытый “за отсутствием спроса”, но постоянно открытый — для нас: в нём я покупаю уникальные издания Меня и Галича, и достаточно редких — даже для Москвы перестроечных лет — Желязны, Лондона и Саймака, и прекрасно изданный, с замечательно стилизованными иллюстрациями томик Ли Бо...

— А ещё редакция местной газеты, где действительно рады тебе и написанным тобой строкам; где можно запросто сказать обо всём на свете, и тут же отпечатать свою статью на грохочущей “ятрани” с безобразно-старой — дырявой и узловатой — лентой,— и пить чай с ощущением лёгкости, непродажности и свободы, и познакомиться с интересными и по-настоящему стоящими людьми, что действительно — будущее, пришедшее из вчера без манерного трёпа и тресковых фраз,—

... и “школа искусств” в старых палатах конфискованного у церкви монастыря,— три преподавателя на три десятка провинциальных интриг, делёж практически не выплачиваемых государством денег,— но: рисунки и музыкальные этюды, и такие замечательные дети ( ‘а всё, что мы делаем руками...

’ ) и кайф вечернего общения “не только за кружкой чая”,—

: под гитару у костра,— генины аккорды и строфы, и замечательно ‘укопчённого’ в ольховой коре и можжевельнике местного “курёнка” ( размером с пяток синих птиц аналогичной породы из московского магазина ),—

— а ещё археологи, реставраторы, художники, охотники, рыбаки, туристы из всех стран мира и потрясающий местный краеведческий музей с уникальной коллекцией старинного русского шитья и одежды, и...

... всё сказать невозможно: чем больше слов — тем меньше, оказывается, сказано.

: ПРОВИНЦИЯ. Никогда не думал, что это слово можно писать БОЛЬШИМИ ЗАГЛАВНЫМИ БУКВАМИ. Потому что дело не в старой машинной ленте, флагах и павликах,—

— всё это мишура. Оно уйдёт: неизбежно, как и пришло,— как отмирает больное, ненужное.

Потому что главное остаётся внутри.

: Главное в том, что называется суть.

— В том, что зовётся смысл.

И в том, что ещё есть ЖИВОЕ.

— Так вот: этот город, и место, и всё, что в нём и вокруг него — живое.

Но я приближаюсь к опасному пределу: к черте, за которой любая попытка описать

является стёбом.

: Грехом и немощью. А потому ( в тщетных попытках не опрокинуться на полном ходу и случайно не повредить крышу ) отступаю на несколько мовементов назад,— и не открещиваясь, но и не вполне разделяя школярское своё описание, падаю — погружаюсь — проваливаюсь...

: ЛЕЧУ В ГЛУБЬ —

— БАНАЛЬНЕЙШЕЕ ОПИСАНИЕ ПРОЦЕССА: