— Право, сэръ, я совсмъ несправедлива; не сердитесь такъ, прошу васъ. Иногда она бываетъ очень добра къ намъ; она только немножко вспыльчива, да вдь мы часто выводимъ ее изъ терпнія и признаться, въ особенности я. Мн часто приходится пороть мою работу, а вы не можете представить себ какъ это портитъ матерію, особливо толковую. А вдь выговоры приходится выслушивать ей же, мистриссъ Мезонъ. О, какъ я сожалю, что говорила объ этомъ, прошу васъ сэръ не говорите ничего вашей маменьк. Мистриссъ Мезонъ такъ дорожитъ честью работать на мистриссъ Беллингемъ.
— Хорошо, на этотъ разъ я промолчу, сказалъ молодой человкъ, сообразивъ, что не совсмъ-то ловко будетъ объяснять матери какимъ образомъ онъ приобрлъ вс эти точныя свднія о томъ что происходитъ въ мастерской у мистриссъ Мезонъ: — но если она опять сдлаетъ что-нибудь подобное, тогда я уже не ручаюсь за себя.
— Я ужь небуду расказывать вамъ, сэръ, тихо выговорила Руфь.
— О, нтъ, Руфь, вы не станете ничего таить отъ меня. Не такъ ли? Помните, что вы общали видть во мн брата. Продолжайте расказывать мн обо всемъ что съ вами случается, прошу, васъ. Вы не можете вообразить какое участіе я принимаю въ васъ. Я такъ живо воображаю себ этотъ прелестный домъ въ Мильгем, который вы описывали мн въ прошлое воскресенье. Я какъ-будто уже былъ и въ мастерской у мистриссъ Мезонъ; это конечно доказываетъ или живость моего воображенія, или ваше умнье краснорчиво описывать.
Руфь улыбнулась.
— Должно быть, сэръ. Наша мастерская такъ мало походитъ на вce что вы когда-либо видли. А мимо Мильгема вы я думаю часто прозжали, по дорог въ Лауфордъ.
— Такъ вы не врите, что это одно мое воображеніе такъ живо рисуетъ мн Мильгемъ-Гренджъ. Не влво ли отъ дороги лежитъ онъ, Руфь?
— Влво, сэръ; какъ разъ надъ мостомъ, на холм, гд такая тнистая вязовая роща; а за нею и мой милый Гренджъ, котораго мн не видать ужь никогда.
— Никогда! вздоръ Руфь! Это всего въ шести миляхъ отсюда; вы можете побывать тамъ. Это мене часа зды.
— Можетъ быть и увижу, когда буду постарше. Я еще не знаю хорошенько что значитъ «никогда». Я такъ давно не была тамъ и не предвижу никакой возможности побывать еще впродолженіи многихъ лтъ.
— Почему же Руфь? вы — мы можемъ отправиться туда если хотите въ будущее же воскресенье посл вечерни!
Она взглянула на него, просіявъ удовольствіемъ отъ этой мысли.
— Какъ сэръ? разв я успю сходить туда между вечернею и возвращеніемъ мистриссъ Мезонъ? Мн бы только взглянуть… Если бы можно было войти въ домъ — ахъ сэръ! и я опять увидала бы маменькину комнату!
Онъ сталъ придумывать какъ бы доставить ей это удовольствіе, имя въ виду и свое собственное. Если онъ повезетъ ее въ своемъ экипаж, то вся прелесть прогулки пропадетъ и ктому же они будутъ въ нкоторой степени связаны присутствіемъ слугъ и подвергнутся ихъ пересудамъ.
— Хорошій ли вы ходокъ, Руфь? можете ли вы пройти шесть миль? Если мы отправимся въ два часа, то не спша будемъ тамъ къ четыремъ или къ половин пятаго. Тамъ мы отдохнемъ часа два И вы покажете мн вс ваши бывшія любимыя мста и прогулки. Погулявъ, мы вернемся домой. Итакъ, это ршено.
— Но хорошо ли все это будетъ, сэръ? Это такое большое удовольствіе, что я боюсь нтъ ли въ немъ чего нибудь дурного.
— Полноте, трусиха, что же тутъ дурного?
— Вопервыхъ, мн придется пропустить вечерню, чтобы пойти въ два часа, замтила Руфь довольно серьозно.
— Одинъ-то разъ — бда не велика. Вы сходите къ обдн.
— Едва ли мистриссъ Мезонъ позволила бы это.
— Полагаю, что нтъ. Но разв мистриссъ Мезонъ указчица вамъ въ томъ что дурно и что хорошо? Вдь она находитъ, что хорошо поступать съ бдною Бальшеръ такъ какъ вы мн расказывали, а вы находите, что это дурно. Значитъ каждый думаетъ и чувствуетъ посвоему. Помните, Руфь, не глядите чужими глазами; судите посвоему. Вамъ предстоитъ совершенно невинное удовольствіе и притомъ же удовольствіе не эгоистическое, потомучто я буду наслаждаться имъ столько же сколько и вы. Мн будетъ пріятно взглянуть на т мста, гд вы провели свое дтство; я врно полюблю ихъ такъ же какъ и вы.
Онъ понизилъ голосъ и говорилъ тихо, убдительно. Руфь наклонила голову, пылая отъ избытка счастія; она не могла говорить и не настаивала боле на своихъ сомнніяхъ. Такимъ образомъ дло было условлено.