Къ довершенію, въ этотъ вечеръ она находилась въ раздражонномъ состояніи духа. Братъ ея вздумалъ провести ее чрезъ Генбери, чтобы доставить ей непріятныя свднія о поведеніи ея старшаго сына, служившаго прикащикомъ у торговца суконъ, въ сосднемъ город. Она кипла негодованіемъ, но это негодованіе было обращено не противъ настоящаго виновнаго, ея непогршимаго баловня. Находясь въ такомъ раздражонномъ состояніи духа (потомучто братъ ея справедливо защищалъ противъ ея нападокъ хозяина и товарищей ея сына), она увидла Руфь, стоящую съ молодымъ человкомъ, далеко отъ дома, поздно вечеромъ и ухватилась за случай дать излиться своей злоб.
— Миссъ Гильтонъ, подойдите! вскричала она строго, потомъ понизивъ голосъ до тихихъ, сосредоточенныхъ нотъ, начала, обращаясь къ трепещущей, виновной двушк:
— Не смйте боле показывать вашего лица въ моемъ дом посл такого поведенія. Я очень хорошо видла что вы длаете. Я не потерплю такого пятна на моемъ заведеніи. Ни слова боле. Я все знаю. Завтра я обо всемъ напишу вашему опекуну.
Лошадь нетерпливо рванула впередъ, и Руфь осталась на мст окаменлая, блдная, ошеломленная, какъ будто молнія ударила въ то мсто, гд она стояла.
Она не могла сдлать ни шага и чувствуя, что у нея подкашиваются ноги, упала на песчаный пригорокъ, закрывъ руками лицо.
— Руфь, вамъ дурно? Что съ вами? Руфь! милая, жизнь моя, что съ вами?
Такія нжныя слова посл такихъ жосткихъ! Он вызвали у нея слезы и она горько зарыдала.
— О! видли вы ее, слышали что она сказала?
— Она? Кто она, моя прелесть? Не плачьте такъ, Руфь, скажите мн въ чемъ дло. Кто былъ здсь? Кто говорилъ съ вами что вы такъ расплакались?
— О! мистриссъ Мезонъ!
Она снова зарыдала.
— Не можетъ быть, уврены ли вы? Я не отлучался и на пять минуть.
— О, я твердо уврена, сэръ. Она была страшно сердита и сказала, чтобы я не смла боле никогда къ ней показываться. Другъ мой! что мн длать?
Бдной двочк казалось, что слова мистриссъ Мезонъ были неумолимымъ приговоромъ и что теперь для нея заперты вс двери. Теперь только поняла она въ какой степени поступокъ ея былъ предосудителенъ, но поправить его было уже поздно. Она знала съ какою строгостью мистриссъ Мезонъ обращалась съ нею за самые ничтожные и невольные проступки, а теперь она поступила дйствительно дурно и содрогалась, помышляя о послдствіяхъ. Слезы мшали ей видть перемну въ лиц Беллингема, молча глядвшаго на нее (впрочемъ и видя ее, она не могла бы объяснить себ ея значенія). Но молчаніе его длилось слишкомъ долго, такъ что не смотря на все ея горе, оно поразило ее. Она ждала отъ него утшенія.
— Это очень непріятно, началъ онъ наконецъ и остановился, потомъ вновь заговорилъ: очень непріятно, потомучто видите ли, я не хотлъ говорить вамъ этого прежде, но я полагаю — мн предстоитъ дло, мн нужно хать завтра въ Лондонъ. Я вовсе не могу сказать когда вернусь оттуда.
— Въ Лондонъ! вскричала Руфь: — вы узжаете? о! мистеръ Беллингемъ! Она неутшно зарыдала, совершенно предавшись отчаянію и позабывъ весь страхъ, внущонный ей гнвомъ мистриссъ Мезонъ. Въ эту минуту ей казалось, что все можно перенести, кром его отъзда, но она ничего боле не сказала. Спустя дв-три минуты Беллингемъ заговорилъ, но не обыкновеннымъ своимъ беззаботнымъ тономъ, а съ какимъ-то сдержаннымъ раздраженіемъ.
— Какъ я васъ оставлю, моя Руфь? Особливо въ настоящемъ положеніи, куда вы теперь пойдете, я и придумать не могу. По всему что вы говорили мн о мистрисс Мезонъ, я не думаю чтобы она была способна смягчить свое строгое ршеніе.
Отвтомъ были одн тихія неудержимыя слезы. Гнвъ мистриссъ Мезонъ былъ уже на заднемъ план; настоящимъ горемъ сталъ отъздъ Беллингема.
— Руфь, продолжалъ онъ, хотите хать со мною въ Лондонъ? Любовь моя, я не могу оставить васъ здсь безъ пристанища; разлука съ вами и безъ того уже такъ тяжела, а еще при такихъ обстоятельствахъ, безъ друзей, безъ крова, это невозможно. Подемъ со мною, милая, доврьтесь мн.
Руфь молчала. Вспомнимъ какъ была она молода, невинна, вспомнимъ, что у нея не было матери. Ей казалось, что для ея счастья довольно быть съ Беллингемомъ; что касается до будущаго, то это онъ уже самъ все ршитъ и устроитъ. Будущее скрывалось въ золотистомъ туман, за который она не старалась проникать; но если онъ, ея солнце, скроется изъ вида, удетъ, — золотистый туманъ превратится въ черную мглу безъ малйшаго луча надежды. Беллингемъ взялъ ея руку.
— дете вы со мною? Любите ли вы меня настолько чтобы довриться мн? — О, Руфь, продолжалъ онъ съ упрекомъ, неужели вы мн не довряете?
Она перестала плакать, но тяжело вздыхала.
— Милая, я не могу этого вынести. Ваше горе приводитъ меня въ отчаяніе. Но еще тяжеле видть какъ вы равнодушны, какъ мало огорчаетъ васъ наша разлука.
Онъ опустилъ ея руку. Руфь снова разрыдалась.
— Мн придется можетъ хать въ Парижъ съ моею матерью. Не знаю когда мы опять свидимся. Руфь, прибавилъ онъ съ горячностью, любите ли вы меня?
Она что-то отвтила, но такъ тихо, что онъ не разслышалъ, хотя наклонилъ къ ней голову. Онъ снова взялъ ея руку.