— Что, жизнь моя, что вы сказали? вы меня любите? — да, я вижу это изъ того какъ дрожитъ маленькая ручка. Если такъ, то вы не допустите, чтобы я ухалъ одинъ, несчастный и озабоченный вашею участью. Вдь вамъ не остается иного исхода, моя бдная двочка; вдь у васъ нтъ друзей, которые бы васъ приняли къ себ. Я тотчасъ иду домой и вернусь сюда, черезъ часъ, въ экипаж. Ваше молчаніе, Руфь, длаетъ меня счастливымъ.
— О, что мн длать? вскричала Руфь. Мистеръ Беллингемъ, вмсто того чтобы научить, вы только пугаете меня.
— Я васъ пугаю, милая Руфь? Но мн кажется дло такъ ясно. Подумайте хорошенько: вдь вы круглая сирота, бдное дитя мое, и только одинъ человкъ васъ искренно любитъ; вы отвергнуты безо всякой вины съ вашей стороны, единственнымъ существомъ, отъ котораго имли бы право ожидать покровительства; это существо безчеловчная, неумолимая женщина. Что можетъ быть естественне (и слдовательно справедливе), что вы отдаетесь подъ защиту того кто васъ истинно любитъ, кто пойдетъ за васъ въ огонь и въ воду, кто будетъ хранить и беречь васъ? Если впрочемъ вы расположены къ этому человку. Еслиже, какъ я подозрваю, Руфь, вы не расположены къ нему, то лучше намъ разстаться; я оставлю васъ навсегда; для меня лучше ухать, если вы ко мн равнодушны.
Онъ произнесъ эти слова очень грустно (такъ показалось покрайней мр Руфи) и сдлалъ движеніе, чтобы отнять у нея свою руку, но она удержала ее.
— Не покидайте меня, сэръ: кром васъ у меня нтъ друга. Не покидайте меня, прошу васъ. — Но научите же меня что мн длать.
— Сдлаете ли вы то чему я научу? — Если вы мн довритесь, я сдлаю для васъ все что могу. Я дамъ вамъ лучшій совтъ, — вы видите ваше положеніе: мистриссъ Мезонъ напишетъ вашему опекуну и раскажетъ ему все посвоему, въ преувеличенномъ вид. Опекунъ не иметъ къ вамъ особенной привязанности, судя по этому что я отъ васъ слышалъ, и потому онъ откажется отъ васъ. Я одинъ могу вамъ помочь, хотя черезъ мою мать напримръ; я одинъ могу быть вамъ опорою (могу ли я, Руфь?), быть опорою теперь и потомъ и всегда. Вотъ ваше положеніе. Теперь вотъ мой совтъ. Пойдемте въ эту гостиницу; я прикажу подать вамъ чаю (вамъ необходимо подкрпиться) и оставлю васъ тамъ, а самъ отправлюсь допой за экипажемъ. Черезъ часъ, не доле, я вернусь. Тогда, что бы ни послдовало, — мы будемъ неразлучны; для меня этого довольно: а для васъ, Руфь? — Скажите мн «да» — скажите это хоть также тихо какъ давеча, но дайте мн счастіе услышать это. Да, Руфь?
Нершительно, чуть слышно было произнесено «да» — роковое слово, послдствія котораго она такъ мало понимала. Быть съ нимъ, въ этихъ словахъ для нея заключалось все на свт.
— Милая, какъ вы дрожите! Вамъ холодно, моя Руфь? Войдемъ въ домъ; я велю тотчасъ подать чаю и отправлюсь.
Она встала и опираясь на его руку, вошла въ домъ. У нея кружилась голова отъ перенесенныхъ ею въ этотъ часъ волненій. Беллингемъ переговорилъ съ содержателемъ гостиницы, и тотъ вжливо провелъ ихъ въ ближнюю комнату, окнами въ садъ на задней сторон дома. Вечерній, душистый воздухъ наполнялъ ее въ открытые окна, которыя внимательный хозяинъ поспшилъ закрыть.
— Чаю для леди.
Трактирщикъ изчезъ.
— Мн надо уйти, милая Руфь; намъ нельзя терять ни минуты. Общайте мн напиться чаю. Вы дрожите и блдны какъ смерть отъ испуга, который причинила вамъ эта отвратительная женщина. Я пойду теперь и вернусь черезъ полчаса. Тогда мы уже не разлучимся, жизнь моя.
Онъ, поцловалъ ея блдное, холодное лицо и ушолъ. Комната кружилась въ глазахъ Руфи; это былъ сонъ — странный, невроятный, волшебный сонъ; тутъ былъ и старый домъ съ картинами ея дтства и страшное, неожиданное появленіе мистриссъ Мезонъ и наконецъ, самое невроятное, самое сказочное и прекрасное въ этомъ сн,- увренность въ его любви, которая замняла ей все, и воспоминаніе о нжныхъ словахъ, до сихъ поръ сладко звучавшихъ въ ея сердц.
Головокруженіе слпило ей глаза. Темные сумерки казались ей солнечнымъ блескомъ, такъ что когда хозяйская дочь внесла свчи, готовясь подавать чай, Руфь спрятала лицо въ подушки дивана, слегка вскрикнувъ отъ неудовольствія.
— У васъ голова болитъ, миссъ? спросила двушка тихимъ, симпатичнымъ голосомъ. — Вотъ я подамъ вамъ чаю; вамъ будетъ получше. У моей бдной маменьки головныя боли проходили бывало отъ крпкаго чая.
Руфь прошептала согласіе и молодая двушка (почти однихъ лтъ съ Руфью, но уже хозяйка маленькой гостиницы со времени смерти своей матери) налила чаю и подала его Руфи на софу, гд та лежала. Чувствуя жаръ и жажду, Руфь жадно выпила чай, но не прикоснулась къ хлбу съ масломъ, который предлагала ей двушка. Она почувствовала себя лучше и свже, хотя слабость и утомленіе продолжались.
— Благодарю васъ, сказала она: я не хочу васъ удерживать: вы можетъ-быть заняты. Благодарю васъ, я чувствую, что чай оказалъ мн пользу.