Церковь в Империи. Очерки церковной истории эпохи Императора Николая II

Итак, все права переводчик отдавал издателям (Св. Синоду и его типографии), желая лишь одного: увидеть свою книгу опубликованной новым тиражом. Это желание Победоносцева, увы, исполнилось лишь после его смерти: 10 марта Победоносцева не стало. Однако дело с изданием перевода текстов Нового Завета, им выполненного, на том не прекратилось. 7 апреля 1907 г. заведующий типографскими работами получил от А. В. Гаврилова предложение «в целях пополнения Синодальных книжных запасов» распорядиться о напечатании Нового Завета в переводе К. П. Победоносцева тиражом 5000 экземпляров. На документе имеется карандашная пометка: «три тысячи печатается»⁸³. А через четыре месяца, 10 августа, за эти три тысячи экземпляров в Хозяйственное управление пришел счет — 1379 р. 45 коп.⁸⁴

Таким образом, типография по каким-то непонятным причинам не напечатала 2000 экземпляров, ограничившись прежним, 1906 г., количеством книг (3000 экземпляров). При этом затраты на издание оказались существенно снижены: если 10 января 1907 г. счет за трехтысячный тираж 1906 г. составил 2003 р. 75 коп.⁸⁵, то счет 10 августа был на 624 р. 30 коп. меньше. Объяснить это можно довольно просто: первое издание всегда дороже переиздания и дополнительного тиража. Кстати сказать, когда в январе 1907 г. работа по изданию перевода Нового Завета была типографией выполнена, А. В. Гаврилов направил в Хозяйственное управление специальную записку, где заявил о желании установить продажные цены (что ему давно предлагал сделать бывший обер-прокурор): по 72 коп. в листах и по 75 коп. «в бумажке и в переплетах — с добавлением цен переплетов»⁸⁶

. Понятно, что за переиздание, выполненное к августу 1907 г., продажные цены были снижены.

Итак, общий тираж нового перевода, выполненного К. П. Победоносцевым, составил 6000 экземпляров, что стоит признать весьма впечатляющим. Можно предположить, что в последующие годы актуальность нового перевода была снижена двумя причинами. Первая заключалась в том, что после 1907 г. проблема реформирования Православной Российской Церкви в общеимперском масштабе перестала волновать власти (и духовные, и светские). В этой связи победоносцевский перевод Нового Завета стал восприниматься чисто «академически», без связи с вопросом о реформе языка православного богослужения. Вторая причина заключалась в том, что после смерти переводчика, имевшего возможности «воздействовать» на своих, хотя и бывших, но все-таки подчиненных, Св. Синод легко преодолел прежние «пропобедоносцевские комплексы» и без смущения отложил дело до лучших времен.

Таким образом, признаваемый всеми удачным перевод Нового Завета с течением времени не заменил, как предполагалось ранее, прежний перевод, оставшись лишь удачным «филологическим упражнением». Однако уже одно то, что Св. Синод de facto и de jure одобрил работу К. П. Победоносцева, заслуживает особой акцентации, равно как и то обстоятельство, что тираж «Опыта к усовершенствованию перевода на русский язык священных книг Нового Завета» все-таки достиг 6000 экземпляров.

На начало XX столетия пришелся и столетний юбилей С.-Петербургской Духовной Академии (1909 г.), который столичная профессура решила использовать и в своих издательских планах. В ознаменование круглой даты было предположено издать Био-библиографический словарь наставников Академии, специальные юбилейные речи и исторические записки. Решение об этом приняли еще в конце 1906 г., а в собрании Совета СПбДА 3 мая 1907 г. ординарному профессору П. Н. Жуковичу было поручено редактирование словаря. На следующий день митрополит Антоний (Вадковский) написал на журнале заседаний Совета: «Исполнить»⁸⁷. Но исполнено это решение так и не было. Уже в 1909 г. профессор П. Н. Жукович обратился к Совету академии с заявлением, в котором постарался указать причины провала возложенного на него поручения.

«Отчасти ожидавшиеся, отчасти совершившиеся, отчасти еще ожидающиеся перемены в наличном составе академической профессорской корпорации, — писал П. Н. Жукович, — расстроили дело составления „Био-библиографического словаря“, которое года два тому назад мне удалось было уже наладить, несмотря на отказ от участия в составлении его некоторой группы профессоров, отчасти по принципиальному несочувствию ему, отчасти по каким-то иным причинам. Налаживать вновь это дело в переживаемое академическо-профессорское безвременье нет уже у меня сил»⁸⁸

. Корпорации не оставалось ничего более, как принять сказанное к сведению. Интересная и важная работа была прервана из-за надуманной причины, по сути так и не начавшись⁸⁹.

Неудачей закончилось и обращение «к властям предержащим» Совета столичной Академии, изложенное в «Записке по вопросу об особом ознаменовании 100-летия С.-Петербургской Духовной Академии». Профессора надеялись, что в ознаменование юбилея их Alma mater государство окажет финансовую помощь богословской науке.