Уже после первых заседаний стало ясно, что богоискатели будут поднимать вопросы принципиального характера, ибо для них аксиомой являлось заключение о «духовной» болезни России, а также о том, что для ее выздоровления есть «только одно средство — освобождение духа в делах веры от вмешательства недуховной власти
и возвращение Церкви утраченного авторитета»7. Делая такие заявления, богоискатели, разумеется, имели в виду и ненормальное синодальное устройство Православной Церкви, хотя видели проблему гораздо шире. Вынужденные обороняться, представители главной конфессии империи, в том числе и председатель собраний епископ Сергий (Страгородский), должны были напомнить забывшим «мирянам», что Православная Российская Церковь в том ее состоянии — лишь часть государства и поэтому несвободна в главном — лишена возможности самостоятельно решать что бы то ни было, во всем следуя за своим поводырем8. Желая усилить ряды своих сторонников, официальные церковные представители (за которыми стояла фигура чиновника особых поручений при обер-прокуроре Св. Синода В. М. Скворцова) пригласили в 1902 г. для участия в дискуссиях «как полемиста с интеллигентными еретиками» тогдашних Религиозно-философских собраний иеромонаха Михаила (Семенова)9, надеясь на богословскую эрудицию и острый ум последнего. С той поры его имя стало известно не только небольшому числу ученых богословов, но и широким богоискательским кругам. Однако вскоре после приезда в Петербург Михаил полностью перешел на позиции «критиков» синодальных устоев, по сути отказавшись от навязывавшейся ему роли интеллектуального «гонителя» богоискателей. Оказалось, что на вопрос о церковных реформах он смотрел так же «широко», как и его изначальные оппоненты, и что социальные вопросы ему также были не безразличны. Разумеется, дело заключалось не столько в том, что иеромонах Михаил в спорах на самые различные темы, которые велись в РФС, часто поддерживал богоискателей, а в том, что он представлял собой человека во многих смыслах выдающегося — и как богослов, и как лектор, и как общественный деятель. Именно это и сделало тогда его имя известным всей читающей России, а его личность — и сегодня представляющей безусловный интерес для исследователя предреволюционной истории Империи.