Церковь в Империи. Очерки церковной истории эпохи Императора Николая II

Что привело Михаила к обновленцам, абсолютное большинство которых явно не сочувствовало монашеским идеалам, разделявшимся архимандритом? Ответ прост: разумеется, церковный радикализм «белых» священников, постоянно заявлявших о своем желании организовать церковный строй «на началах первых веков христианства» и «осуществить идеалы соборности во всех отраслях церковной жизни»¹⁸. Впрочем, с либерально-обновленческим течением Михаила связывало и негативное отношение к существовавшим в Российской Империи церковно-государственным отношениям. Жестко критикуя официальную Церковь за слишком тесную связь с Царством, обновленцы видели ее (Церкви) первую ошибку в том, что она слишком связала свою судьбу с консервативными силами русского общества и выступила защитницей отживших форм социальной жизни¹⁹

. Вторая ошибка заключалась в том, что из союзника самодержавия Церковь постепенно превратилась в его служанку²⁰. И наконец, главная ошибка заключалась в обожествлении главной конфессией Империи самодержавия, объявлении его единственно приемлемой для Православия формой государственной власти и поддержкой его даже тогда, когда оно стало явным политическим анахронизмом²¹

. Без преувеличения можно сказать, что архимандрит Михаил (Семенов) полностью разделял вышеприведенные выводы обновленцев. Доказательством тому служат как его публицистические работы, так и общественная деятельность. Например, в брошюре под характерным названием «Почему нам не верят?» Михаил совершенно откровенно заявлял о том, что священника только тогда будут слушать и верить ему, когда он сумеет встать «„над фактом“, над приспособлением, над службой кому бы то ни было (т. е. и „симфонической“ светской власти. — С. Ф.), кроме Христа, и поставит своей задачей говорить лишь то, что говорит Евангелие»²². При этом Михаил подчеркивал также и то, что священник не может стоять не только «над», но и «вне» социального вопроса. «Тот, кто проходит мимо „братьев, подавленных кривдой общественных условий“, отзываясь: „кто-де поставил меня судить между вами“, — писал Михаил, — тот клевещет на Господа Христа и кощунственно жонглирует Его словами»²³

. Подобные заявления в духе «христианского социализма», разумеется, не могли не привлечь внимания официальных церковных властей. Тем более что в 1906 г. архимандрит объявил себя «народным социалистом», хотя формально к партии энесов не принадлежал²⁴. За свою публицистическую деятельность в том же 1906 г. (но до объявления о своей «партийной» принадлежности) Михаил был уволен от должности профессора столичной Духовной Академии.

Думается, можно сказать, что в отношении к русскому «православному государству» он стоял на позициях, близких богоискателям круга Д. С. Мережковского. Архимандрит разделял мысль Мережковского о том, что хотя сознание государства является не целью, а средством для какой-то цели, «которую нельзя осуществить ни в каком бытии государственном», еще «религиозно-смутное», но, тем не менее, оно уже неугасимое, а ведь «именно это сознание и есть, по преимуществу, революционное сознание нового и в самом отступлении от христианства христианского человечества»²⁵

.

Архимандрит Михаил, в 1905–1906 гг. вплотную занимавшийся вопросами церковного обновления, в конце концов пришел к констатации того, что без реформирования церковно-государственных отношений (точнее сказать, без изменения взглядов Православной Церкви на свое служение государству) никакая серьезная церковная реформа невозможна. Священник должен принимать участие в общественном, социальном вопросе, считал Михаил, ибо без этого девальвируются основополагающие религиозные и нравственно-этические принципы христианской религии.

Видимо, не будет ошибкой предположить, что на формирование политических взглядов (а в том числе и взглядов на «православный союз» Церкви и государства) архимандрита Михаила периода Первой российской революции самым существенным образом повлияли идеи «христианского социализма», попытки соединить несоединимое — евангельскую правду с современной ему реальностью.