Теоретическую основу данного движения, возникшего в пролетарских кругах столицы на закате «столыпинской эпохи», составляли книги и публичные выступления Михаила, вполне отвечавшие душевному состоянию рабочих: «в подражание ему (Михаилу. — С. Ф.
) голгофцы тоже подали всем составом заявление о выходе из Церкви» (хотя и не примкнули к староверам). Собравшиеся «на политическом недовольстве» голгофцы стремились держаться «чистого» Евангелия, находя в нем совсем обратное тому, что видели в официальной Церкви; более того — они соединяли Евангелие с критикой Церкви, «продавшейся правительству; с критикой правительства, продавшегося толстосумам»33. При этом они не придавали никакого значения обрядности, считая, что главное заключается в готовности пострадать, прямо отказываясь от «неправды человеческой», охотно и радостно принимая «муки мира»34. В данном случае более чем примечательно, что рабочие-голгофцы считали старообрядческого епископа Михаила «своим», мыслившим так же, как и они, и искренне хотели поставить его во главе своего движения! «Голгофское движение выросло среди рабочих, оставшихся верующими, — рассказывала М. С. Шагинян, в то время стоявшей близко к богоискателям, „организатор“ голгофцев — некая Власова. — Они участвовали в революции, веря в Бога. Им трудно отказаться от этой веры. А Михаил — епископ, он ученый церковник. Нам он нужен сейчас позарез»35. То, что голгофцы обратили внимание именно на Михаила, удивления не вызывает: их стремление бороться со всеми неправдами жизни — экономическими, социальными, правовыми — не могло не встретить сочувственного понимания у епископа-реформатора. Удивление вызывает другое: как мог старообрядческий епископ, для которого «обрядность», очевидно, не пустой звук, связать свое имя по большому счету с религиозными сектантами, обратившимися к нему лишь потому только, что его, епископа, политические и социальные устремления совпадали с «голгофскими»?! Думается, ответ на этот вопрос стоит искать прежде всего в том, что Михаил был по своим взглядами «христианский социалист», убежденный в возможности (и необходимости) осуществления евангельского идеала на земле. В этом контексте понятными и оправданными становятся слова одного из его почитателей, отмечавшего, что епископ «был по существу церковным романтиком, но не пассивным, каким являлось и является большинство старообрядцев, а активным; здесь кроется, — говорилось далее, — разгадка перехода епископа Михаила в старообрядчество, ключ к тем недоразумениям, которые возникли во время нахождения епископа в течение десяти лет в лоне древнеправославной Церкви, и объяснение того „христианского социализма“, которым некоторые пытались пугать старообрядцев…»36 И хотя сам Михаил неоднократно заявлял, что не он создал общину «голгофских христиан» и что многие пункты их верования он признает заблуждением37, для современников не было тайной, что именно он занимался разработкой нового учения. Писательница З. Н. Гиппиус считала даже, что Михаил пытался создать новую Церковь (!) «Голгофского Христианства». «С внешней стороны это была демократизация идеи Церкви, — вспоминала Гиппиус, — причем весьма важно отрицание сектантства (именно в „сектантстве“ выливаются все подобные попытки)»38. Можно сказать, что заранее обреченные на неудачу попытки епископа Михаила «реформировать» христианство свидетельствовали о его политической наивности, отчетливо проявившейся как раз в нездоровой обстановке «нового религиозного сознания» начала века. Видимо, была недалека от истины М. С. Шагинян, предполагая, не являлись ли и голгофское движение, и епископ Михаил «осколком положительной части такого национально-русского явления, как народничество»39.
Старообрядческий епископ Михаил (Семенов) на смертном одре
…Владыка скончался 27 октября 1916 г. Смерть его была такой же необычной, как и жизнь. Страдая нервным расстройством, Михаил, сопровождаемый сестрой, направлялся в одну из московских лечебниц. Однако до лечебницы так и не доехал: уже подъезжая к Москве, на одной из железнодорожных станций он сошел с поезда и «потерялся». Его не только обокрали, но и чрезвычайно жестоко избили (когда он случайно зашел в дом ломового извозчика, где был принят за грабителя). Доставленный в качестве «неизвестного» в Старо-Екатерининскую больницу для бедных, Михаил в конце концов назвал себя, однако из-за нерадения врачебного персонала никакого лечения проведено не было40
. За несколько часов до смерти с «епископа Канадского» сняли наложенное ранее запрещение священнодействовать. 30 октября 1916 г. старообрядцы торжественно (по архиерейскому чину) похоронили его на Рогожском кладбище в Москве. До сего дня епископ Михаил почитается ими как один из наиболее выдающихся архиереев старообрядчества «австрийского» поставления41.