Церковь в Империи. Очерки церковной истории эпохи Императора Николая II

³¹ Речь епископа Геронтия на вечере Религиозно-философского общества // Там же. № 52. С. 1037, 1038. О том же говорил и другой старообрядческий епископ — Кирилл, которому Михаил передал свое прошение о воспрещении ему в священнодействии, при этом указав и причину — неисполнение приказания высших иерархов о поездке в Канаду. «Собственно с этим мотивом и пришлось считаться Собору, — заявлял Кирилл, — отчасти по моему ходатайству вынесшему постановление о воспрещении Михаилу священнодействовать» (Епископ Кирилл о епископе Михаиле // Там же. № 46. С. 918).

³² Епископ Михаил жил только на свой литературный заработок, полностью отдавая его (400–500 рублей в месяц) на содержание сестры и нескольких студентов. (Там же.)

³³Шагинян М. Человек и время. История человеческого становления. М., 1980. С. 410.

³⁴ Там же. С. 415.

³⁵ Там же. Примечательно, что первоначально руководители голгофцев хотели привлечь на свою сторону также и Д. С. Мережковского, «объединив» его кружок с собственным движением.

³⁶Кириллов И. Епископ-подвижник // Слово Церкви. 1916. № 45. С. 902.

³⁷ См.: Отклики печати на смерть епископа Михаила // Там же. № 46. С. 920.

³⁸Гиппиус 3.

Петербургские дневники… С. 267. Нельзя не отметить, что голгофское движение было не чем иным, как «сектантским проявлением».

³⁹Шагинян М. С. Указ. соч. С. 449.

⁴⁰ См. подр.: Отклики печати на смерть епископа Михаила // Слово Церкви. 1916. № 47. С. 936–937.

⁴¹ См.: История старообрядческой Церкви. Краткий очерк. М., 1991. С. 37.

⁴²

Шагинян М. С. Указ. соч. С. 425.

⁴³ Отклики на смерть епископа Михаила // Слово Церкви. 1916. № 46. С. 921.

«Святой Павел»

(К вопросу о возможности канонизации императора Павла I в эпоху последнего царствования)

Эпоха императора Николая II давно и всерьез изучается как отечественными, так и зарубежными учеными. Исследуют не только социально-политические вопросы последнего царствования, окончание которого знаменовало собой и конец старой России¹, но и нравственно-психологические проблемы тех лет, напрямую связанные с личностью самого Государя, его религиозностью и мистической настроенностью²

. На последнее обстоятельство прежде всего и хотелось бы обратить внимание: понять многие процессы, происходившие с конца XIX столетия в жизни Русской Церкви, без этого невозможно.

Известно, что царствование Николая II — отдельная глава церковной истории Синодального периода, когда оживились надежды на восстановление канонического строя, попранного еще в XVIII в. Петром Великим. Известно также, что надеждам не пришлось осуществиться, что вплоть до 1917 г. Поместный Собор так и не был созван, а патриаршее возглавление Церкви — восстановлено. Однако, несмотря на это, Николай II занял совершенно исключительное место в церковной истории России. И дело здесь не только в том, что правил он в переходную эпоху и был принужден публично отвечать на те вопросы, которые не считались актуальными в предшествовавшие царствования. Необходимо учитывать и особую религиозную настроенность этого самодержца, человека глубокой и искренней веры. Понимание этого обстоятельства порой может увести в сторону абсолютизации и политической деятельности Государя, порой провоцируя и распространение опасного мифа о нем как о «царе-искупителе»³. Впрочем, в данном случае принципиальнее обратить внимание на иное: «апологеты» (даже не доходящие до крайностей «цареискупительной» ереси) часто не желают рассматривать политическую деятельность Николая II иначе, как через религиозную призму, незаметно конструируя новые социально-психологические схемы, в которых главное — показать, что императора погубили враждебные Православию силы. Подобный вывод заранее предопределяет ответы на все «попутные» вопросы, только стимулируя сбор материалов о святости императора — и как политического деятеля. Реалии отступают на задний план, давая место мифотворчеству. Вполне понятно, почему имя Николая II, приукрашенное всякого рода легендами и мифами, в конце концов становится символом для тех, кто смотрит на историю дореволюционной России как на идеальное (или почти идеальное) православное царство. Канонизированный в начале 1980-х гг. Русской Зарубежной Церковью и в 2000 г. прославленный Русской Православной Церковью, последний император России ныне часто воспринимается не только как великий страстотерпец, но и как выдающийся государственный деятель своего времени, глубоко понимавший (и решавший!) в том числе и задачи, стоявшие перед Православной Церковью. Так, по мнению покойного исследователя Русской Зарубежной Церкви Е. Е. Алферьева, «если бы тому не помешала революция, Его царствование вошло бы в историю Русской Православной Церкви как самое светлое со времен Московской Руси и воссоединило бы Россию ХХ-го века с благочестивой Святой Русью наших предков»⁴.