Церковь в Империи. Очерки церковной истории эпохи Императора Николая II

Нельзя не согласиться с М. Ю. Медведевым, писавшим, что взгляды Павла I на Церковь отмечены утопизмом. Но, к сожалению, трудно согласиться с ученым, когда он тут же пишет об императоре как о «твердом в Православии». Видимо, к этому выражению следовало бы добавить, что «твердость в Православии» ограничивалась у Павла I его специфическим пониманием православного вероучения. С другой стороны, совершенно очевидно, что императору «глубоко импонировали духовная открытость, религиозное сотрудничество через конфессиональные барьеры, апелляция к христианскому единству. Знаменитые заявления Павла о том, что он близок к католицизму, — пишет М. Ю. Медведев, — говорили не о конфессиональных колебаниях императора, а о его понимании природы церковных разделений. <…> Одним словом, взгляды Павла были ярко экуменическими — в том смысле, в каком это слово употребил бы полтора столетия спустя Папа Иоанн XXIII»⁴⁷.

О конфессиональных колебаниях императора, действительно, говорить трудно (особенно зная Акт о престолонаследии), но и о понимании Павлом I природы церковных разделений — также. Православный император не мог быть экуменистом в духе «красного Папы» Иоанна XXIII хотя бы потому, что больше заботился о собственной власти Помазанника, чем о единстве христианского мира. Действия Павла I в области «церковного строительства» вовсе не были неразумными, но они, очевидно, не объединялись какой-либо идеей. Нарушая каноны, император демонстрировал не широту подходов к религиозным вопросам, а эгоистическое стремление любыми способами утвердить свою волю и в Церкви тоже. Его экуменизм откровенно политически окрашен[8].

Говоря о возможностях канонизации императора Павла, невозможно не вспомнить и историю, связанную с именем прорицателя второй половины XVIII-начала XIX столетий Авеля. Это тем более важно, что сегодня в некоторых православных кругах поднимается вопрос и о его, Авеля, канонизации. Причем в изданном «житии» прорицателя фигурирует император Павел, которому посвящено ничуть не меньше страниц, чем главному герою «жития». Составленное с использованием публикаций «Русской старины», «Русского архива», «Жизнеописаний Отечественных подвижников благочестия 18 и 19 веков», «Прибавления к Творениям Св. Отец», эмигрантских книг и постсоветских публикаций 1990-х гг., «житие» интересно преимущественно с психологической точки зрения, с точки зрения того, как подходят к проблеме сторонники святости Авеля и (это также очевидно) — Павла I.

Согласно «житию», Императору инок сразу полюбился и он потребовал всей «правды» о своем будущем, будущем династии и России. Авель, разумеется, точно предрек императору мученическую кончину «на Софрония Иерусалимского от неверных слуг», а также сообщил то, что русский народ оценит царя и понесет свои скорби к его гробнице. Сообщил Авель и о грядущем безбожном иге («жидовском»), о будущем царе-искупителе Николае II и о многом другом⁴⁸.

Собственно говоря, авторы «жития» пытаются показать благочестие Императора через его доверие к прорицателю Авелю, выставляя Павла I «истым самодержцем Божией милостью», в итоге оказавшимся в окружении врагов: «на каждом шагу его стерегли измена, предательство и обман»⁴⁹. «Житие» сообщает даже о том, что хранившийся в Гатчине коврик, стоя на котором молился будущий император Павел, был протерт коленями. Цель проста: всеми возможными средствами доказать, что врагами был убит праведник. Даже беглое знакомство с «житием» заставляет убедиться, что материалы, использованные при его составлении, служили лишь своеобразной исторической «рамой», в которую помещалась картина, полностью далекая от реальности. Например, материалы «Русского архива», в которых говорится в том числе и о майском 1800 г. повелении императора посадить Авеля в каземат, интерпретируются очень просто: враги воспользовались именем Павла I. Разумеется, игнорируется гипотеза о том, что, «вероятно, к этому времени и относится предсказание Авеля о кончине Павла Петровича»⁵⁰

.

Рождение апокрифов — сама по себе интересная, требующая отдельного изучения, тема. В данном случае принципиальнее логика апологетов. Жизнь и смерть Павла I ими рассматривается через призму теории «идеального царя», усиленную социальными пристрастиями современности. Еще в начале XX века В. В. Розанов в «Опавших листьях» обмолвился, что «все дни царя суть светлы, и о светлых днях ему молится весь народ, ибо непрерывный свет в душе царя есть тот свет, которым освящается вся страна. Вот отчего история с Павлом I-м была черна, подла, омерзительна для воспоминания, и ее антиблагой характер, „вредный последствиями“, был как бы мы проиграли 12-й год»⁵¹. Психология восприятия народом сакрального В. В. Розановым подмечена очень точно, и, думается, разрушение этого сакрального в эпоху последнего царствования во многом и повлияло на мифологизацию облика Павла I именно в начале XX столетия. Тем более что предание донесло, что строгости императора были направлены прежде всего против господ.