Еще в конце 1905 г. будущий протопресвитер русской армии и флота протоиерей Евг. Аквилонов, критикуя современную ему социал-демократию (ибо с ней преимущественно ассоциировалось тогда понятие социализма), провидчески заметил, что, «отрицая человеческий авторитет словом, на деле она — его покорная рабыня. Еще нет и не было на свете такого деспотического тирана, — продолжал он, — который требовал бы себе настолько слепого, унизительного и бессмысленного послушания, какое принуждены оказывать „товарищи“-пролетарии своим властолюбивым вождям. На социал-демократическом знамени начертано „свобода“, а под ним дрожит замирающая от страха неволя»5
. Характерная прежде всего для социал-демократии России внутренняя несвобода тем более отчетливо диссонировала с провозглашавшимися ею лозунгами всеобщего братства, чем громче эти лозунги звучали. Поэтому, заявляя о бесспорностиИзвестный миссионер и церковный публицист начала XX в., придерживавшийся крайне правых взглядов протоиерей Иоанн Восторгов еще в годы Первой российской революции обратил внимание не на мечту социализма нравственно переделать людей, а на основу этого нравственного перерождения8
. Примечательно, что о. И. Восторгов, как и о. Е. Аквилонов, критикуя социализм, признавал и в нем естественную «долю правды», вовсе не отрицая необходимости решения социальных вопросов, в том числе и вопроса рабочего. Правда, их акцент был, в отличие от социал-демократов, смещен в принципиально иную сторону: нравственное развитие и перевоспитание людей (а не классовая борьба) виделось пастырям единственным реальным и ненасильственным выходом из сложившейся в результате революции ситуации. Не ограничиваясь критикой, о. И. Восторгов в те же годы предлагал свою программу опровержения учения социализма. Наиболее полное обоснование программа эта получила в ходе работ IV Всеросийского миссионерского съезда, состоявшегося в июле 1908 г. в Киеве.