Церковь в Империи. Очерки церковной истории эпохи Императора Николая II

По словам В. М. Скворцова, ближайшим толчком к принятию Св. Синодом определения о Л. Н. Толстом послужила публичная о нем лекция, прочитанная Д. С. Мережковским в религиозно-философском обществе и «шумная защита» писателя «от нападок лектора со стороны свяифенника] о[тца] Григория Петрова»¹². Однако здесь синодальный миссионер явно ошибся: заседания Религиозно-философских собраний (а не общества) начались только в конце 1901 г., т. е. спустя несколько месяцев после отлучения Л. Н. Толстого от Церкви. Два заседания (III-е и IV-oe), действительно, были посвящены обсуждению темы «Лев

Толстой и Русская Церковь». На этих заседаниях Д. С. Мережковский делал доклад и выступал в прениях (как и сам В. М. Скворцов)¹³. Но никаких церковных последствий для Л. Н. Толстого выступление Д. С. Мережковского не имело и иметь не могло (не участвовал в дискуссии на Религиозно-философских собраниях о Л. Н. Толстом и священник Григорий Петров).

Важнее отметить иное: в своих воспоминаниях В. М. Скворцов упоминает о кружке «влиявших на Владыку Антония рясоносцев», называя в их числе Антония (Храповицкого), Сергия (Страгородского), Иннокентия (Беляева), Антонина (Грановского) и Михаила (Семенова)¹⁴

. Упоминается также и о том, что этот кружок недолюбливал К. П. Победоносцева и мечтал о возглавлении Церкви Патриархом, а также «и о засвидетельствовании об определенном отношении иерархии к лжеучению гр[афа] Толстого»¹⁵. С оценкой В. М. Скворцовым митрополита Антония как безвольного человека, который в вопросе о Толстом просто подчинился «воздыханцам», трудно согласиться. Владыка мог поддержать мнение членов «кружка» по той простой причине, что сам понимал абсурдность ситуации, когда отрицавший Православие во всех его проявлениях человек формально продолжал считаться сыном Церкви. Отдельный вопрос — время принятия синодального решения. Оно было выбрано крайне неудачно. Определение обнародовали в пору студенческих волнений. В этом можно усмотреть пример политической недальнозоркости русской иерархии. Дело отлучения так до конца и не было доведено¹⁶. Но проблема заключалась не только (и не столько) в этом: среди образованной части российского общества процент православных лишь «по паспорту», а по существу неверующих, был весьма велик. Строго говоря, все они находились вне церковной ограды¹⁷

. Толстой был даже исключением: он глубоко верил, хотя и по-своему. Поэтому и отлучение его от Церкви являлось делом непростым.

Все это стоит иметь в виду, рассматривая определение Св. Синода от 20–22 февраля 1901 г. за номером 557 с посланием всем верным чадам о графе Льве Толстом. Послание в самом начале констатировало, что «лжеучение» Льва Толстого — «противохристианское» и «противоцерковное». По мнению членов Св. Синода, писатель был лжеучителем, посвятившим «свою литературную деятельность и данный ему от Бога талант на распространение в народе учений, противных Христу и Церкви, и на истребление в умах и сердцах людей веры отеческой, веры православной»¹⁸. Определение гласило, что Церковь не считает его своим членом и не может считать, доколе он не раскается и не восстановит своего общения с нею¹⁹

(выделено мной. — С. Ф.). Примечательна и концовка определения — иерархи, подписавшие документ, свидетельствуя об отпадении Л. Н. Толстого от Церкви, вместе с тем заявляли о своей молитве за него: «Да подаст ему Господь покаяние в разум истины (2 Тим 2, 25)»²⁰. Таким образом, ключевой фразой является не та, в которой говорится, что Церковь не считает его своим членом, как об этом пишет П. Н. Зырянов²¹

, а та, где заявляется о молитве христиан о его (Толстого) возвращении в православное лоно.

Другое дело — восприятие определения как самим Л. Н. Толстым, так и образованной частью российского общества. Проблема была в прецеденте: в течение длительного времени в Православной Церкви отлучение к конкретным лицам не применялось²². Желая избежать жесткой реакции светской прессы, православные иерархи выпустили такое определение, в котором не было резких суждений по поводу Л. Н. Толстого, а сам он признавался человеком, за обращение которого следует молиться. Православные современники сразу поняли это. «Послание Св. Синода по поводу Толстого написано несомненно умно», — отмечал в дневнике А. А. Киреев, особо подчеркивая то обстоятельство, что оно оканчивалось молитвой за писателя. Рассуждая далее на тему, хорошо или нет поступил Святейший Синод, генерал откровенно заявил: «Православная] Церковь несомненно имела право прямо, без фраз, отлучить Толстого, она несомненно имела и обязанность поступить таким образом»²³.