Жизнь – сапожок непарный. Книга вторая. На фоне звёзд и страха

Мы с Володей бывали на спектаклях литовских театров. Ездили в Паневежис к режиссёру Мильтинису, в труппе которого играли такие будущие знаменитости, как Банионис, Будрайтис и другие. В Вильнюсе я однажды встретила доктора Владаса Шимкунаса, лечившего в лагере Александра Осиповича. Встретила балерину Л., с которой мы находились вместе на Севере в ТЭКе. Там мы были соседками по нарам. С известной регулярностью за ней ночами приходил в барак один из надзирателей. Она послушно одевалась и уходила в темень вслед за ним. Для неё не могло остаться секретом, что, просыпаясь, я оказывалась невольной свидетельницей её обречённых сборов…

Работа, институт, поездки из Ленинграда в Вильнюс и обратно определяли внешнюю сторону жизни. Внутренние проблемы оставались неприкасаемыми. Переписываясь, общаясь по телефону, Володя держал связь со своими детьми и внуками. Я к этой стороне его жизни доступа не имела. Но подошла пора и для этого.

На службе перед сдачей институтских экзаменов мне полагался месячный отпуск. Я находилась в Вильнюсе, когда Володя получил телеграмму от матери: «Приезжаю, встречай». Помня, что для неё я была «интересанткой» и «проходимкой», и не ожидая от её визита ничего хорошего, я на вокзал с Володей не поехала.

Володя не предупредил, что его мать мала ростом – едва ему до плеча. Когда я на звонок открыла дверь, трогательная пара – Пат и Паташон – оставалась стоять на лестничной площадке. Меня взыскующе рассматривали. Я молча ждала. В итоге Мария Семёновна с менее всего ожидаемой игривой интонацией произнесла:

– Ну-у-у!.. Встречайте гостью.

– Милости просим, – ответила я ей в тон.

И встреча с грозной мамой нежданно-негаданно оказалась лёгкой, расположив нас друг к другу сразу и без всяких объяснений.

С оставшимися в живых четырьмя детьми Марии Семёновне после смерти мужа пришлось справляться одной. В двадцатые годы, выйдя замуж за немца, из Одессы в Германию уехала её старшая дочь Рая. Остальные дети и голодали, и болели, и не доучились как надо. Став взрослыми, разъехались по разным городам, завели свои семьи. Постоянно Мария Семёновна жила с семьёй Володи, только лето проводила у младшего сына или у дочери в Риге. Володя был её гордостью, он у неё один «вышел в люди». Она плохо слышала, но была очень общительна. Умела приметить в окружающих какие-то забавные чёрточки и посмеяться над ними. Главное – она была труженица и без отдыха везла на себе хозяйство то у одних, то у других детей.

В Вильнюсе её восхищало решительно всё: сам город, магазины, скверы и более всего наша светлая, просторная квартира. Готовясь в Вильнюсе к экзаменам, я брала Марию Семёновну с собой в публичную библиотеку, набирала для неё кипу журналов мод и видовых альбомов. Она их просматривала от корки до корки. Дома делилась впечатлениями. Заодно просвещала нас рассказами о шляпках, о пряжках, которые носили в Одессе до и после революции. Увлечённо говорила о театрах, в которых они с мужем служили, о сыгранных ролях и спетых романсах. О том, какие в Одессе были кафешантаны, – тоже. А о непосильной трудовой жизни кричали глубокие морщины и узловатые суставы натруженных рук.

С Володей мать разговаривала повелительно, чеканно. А он с ней – ласково, с благоговением. Был ей благодарен за приезд и за то, что она признала меня.

Большая Володина семья представляла собой непростое образование. От первого брака родилась дочь Майя, от второго – Мария. Майя окончила в Ленинграде Институт связи, стала инженером-связистом. Окончившая в Москве ГИТИС Мария была актрисой. Обе дочери были замужем. Старшая имела двоих сыновей.

Первая жена Володи, Клара Михайловна, после развода всячески поддерживала в Майе любовь к отцу. В 1932 году она была арестована и осуждена на семь лет за «троцкизм». Из лагерей вернулась замкнутым и совершенно больным человеком. О своём лагерном прошлом никогда не рассказывала. Все до остатка силы отдавала своей старой матери Берте Моисеевне, дочери Майе, зятю Николаю и двум внукам – Вове и Андрею.

Отношения между двумя Володиными семьями были в общем миролюбивыми. Теперь, когда появилась я, обе семьи «пришли в движение». С Кларой Михайловной у нас впоследствии сложились добрые отношения. Мы бывали у неё в Одессе, она приезжала к нам в Ленинград.